После ухода Маттео она просмотрела список. Опять посол из Венеции. Представитель Милана, который будет разговаривать с нею, как с трехлетним ребенком, не умеющим себя нести. Святой посланник епископа из Тренто. Эмиссар его светлости герцога Ланкастера сэр Раймон де Клер.

– Котенок! – по-английски прошептал Раймон, опускаясь на колено и целуя ее руку. – Что ты здесь делаешь?

– Не называй меня так, – чуть слышно ответила Елена и направилась к окну личных покоев.

На официальной аудиенции они только обменялись формальными любезностями, и он передал ей письмо герцога. Дарио, как всегда, безучастно стоял на страже у двери.

– Встань, – сказала она по-французски, поворачиваясь к нему. – Я рада тебя видеть, Раймон.

Он легко поднялся и улыбнулся ей:

– Не могу выразить словами, насколько я благодарен Господу за это счастье, ваша светлость.

– Я молюсь, чтобы Он послал вам с женой доброго здоровья и радости.

– Увы, – скорбно произнес Раймон. – Но моя жена Кэтрин пять месяцев назад вернулась в уготованное ей место на небесах, упокой Господи ее душу.

От потрясения Елена не сразу нашлась что ему ответить. Раймон стоял перед нею с чуть склоненной головой, в красно-черном камзоле и алом плаще, как будто и дня не прошло с их последнего свидания.

– Упокой Господи ее душу, – повторила она, слегка опомнившись. – Печальные новости.

– Благодарю за сочувствие, ваша светлость, – ответил Раймон с выражением, которое свидетельствовало, что новости совсем не печальные. – Умерла она быстро. Почти не страдала. А поскольку милорд герцог знал, что я свободен и нахожусь поблизости, он выбрал меня, чтобы передать вам свои поздравления. Для меня это благо! – по-английски прибавил Раймон.

Она почувствовала замешательство. Когда-то она любила и ненавидела его, теперь от тех поспешных, опрометчивых чувств ничего уже не осталось. И все же было приятно снова видеть его, слышать английскую речь, говорить с кем-то, кто не участвовал в ее опасных играх.

– Раймон, я в самом деле рада тебя видеть.

– Котенок. – Он не сделал ни единого движения, но голос был ласкающим. – Я никогда даже не надеялся на такое счастье.

Елена покраснела, опасаясь, что Дарио все поймет, хотя не знает английского. Юноша внимательно следил за Раймоном.

– Ты прибыл из Богемии? – спросила она.

– И так быстро, насколько меня смог принести мой конь. Я уехал без сожалений. Ты знаешь, что я ненавидел твой союз с Риатой. – Он бросил взгляд на письменный стол. – Но ты с презрением отвергла помолвку. И теперь правишь вместо него! Элейн, я чувствую благоговейный трепет.

– Я сама едва этому верю, – усмехнулась Елена. – Это не то... что я намеревалась сделать. – Но тебя поздравляет даже герцог!

– Он только желает знать, не аннулированы ли его договоренности о приданом. Надеюсь, герцог будет не слишком раздосадован, узнав, что они пока отложены.

– Я здесь, чтобы поговорить с тобой от его имени. – Раймон насмешливо посмотрел на нее. – Рад слышать, что ты идешь против его желания. Бог даст, мне понадобится много времени, чтобы убедить тебя, а значит, много встреч с тобой.

– Раймон, – сказала она, чувствуя, что краснеет.

– Я не забывал тебя ни на минуту, котенок. Никогда.

– Ты мне льстишь.

– Я знаю, что не смогу иметь то, чего так страстно желаю. Я отказался от всякой надежды, хотя это разрывает мне сердце. Но если тебе нужен друг, я в полном твоем распоряжении. Я до сих пор люблю тебя, Элейн. Несмотря на то, что ты меня презираешь.

– Я не презираю тебя.

– Но я говорю слишком пылко. – Раймон опять склонил голову. – У меня нет права.

Елена грустно вздохнула. Он сделал лишь то, что на его месте сделал бы всякий мужчина: подчинился своему лорду, как и она подчинилась необходимости выполнить свой долг. И оба хотели того, чего не могло быть.

Но Раймон ей знаком, верен, и его ничто с Монтеверде не связывает.

– Да, мне до крайности необходима дружба, – сказала она, протягивая ему руку. – Надеюсь, ты не будешь торопиться с отъездом.

Глава 25

Аллегрето бросил ее письмо в огонь и отрешенно смотрел, как тает красный воск печати, как задымился и начал гореть пергамент. Ее мольбы к нему медленно исчезали, превращаясь в горстку пепла.

– Ответа не будет.

Он слышал, как Зафер разговаривает сквозь зарешеченное окно со стражником. Были моменты, когда он хотел покончить с собой. Особенно после того, как она сообщила ему о желании Франко Пьетро подписать ее соглашение при условии, что он тоже подпишет его. Вынуждала положить голову на плаху Риаты.

Он не видел для себя выхода. Не мог уехать, не мог остаться, будущего у него тоже не было. Одна дорога в ад от собственной руки или с помощью Риаты.

Ему предоставили несколько роскошно обставленных комнат. У него был письменный стол, он мог взять любую книгу из библиотеки Лигурио, заниматься алхимией, встречаться с управляющим по поводу возвращенного имущества Навона.

Зафер, деливший его одиночество, и Маргарет, жившая где-то поблизости, верно служили ему, как будто его волновало, что он пьет или ест.

С помощью Зафера он мог бы давно покинуть свою тюрьму, оставляя за собой кровавый след. Но он этого не сделал, чтобы иметь возможность наблюдать за цитаделью и действиями Франко, чтобы при необходимости суметь защитить ее. Он бы добился большего, если бы Дарио не пресекал его попытки внедрить своего человека в цитадель. За это он получил письменный выговор от Елены. Похоже, она опасалась только его одного.

Зафер охранял бы ее лучше Дарио, но он слишком предан ему, чтобы оставаться с нею в цитадели.

Аллегрето снова развернул папскую депешу. Настоящий папа, кажется, уже начал сходить с ума. Прошения Аллегрето преследовали его всю дорогу до Неаполя, где у святого отца было важное дело: захватить часть богатой территории для своего толстого никчемного племянника, оставив в смятении Рим. Если бы Аллегрето привел из Монтеверде войска и поддержал его стремление выжать побольше крови из неаполитанского королевства, то высший представитель Бога на земле охотнее рассмотрел бы смиренное прошение Аллегрето о снятии с него отлучения.

Презрительно швырнув святые печати в огонь и положив голову на спинку кресла, он думал о девушке с окровавленным мечом в руке. «Вот мой ответ», – сказала она.

Не каменные стены держали его тут. Не стража, не мечи, не кандалы. Только ее ответ, что есть другой путь.

– Милорд. – Зафер поставил кубок с изображением оленя.

Это был знак, что он принес новости. Взяв кубок с собой, Аллегрето вышел на маленький парапет, где его ждал Зафер.

– Милорд, Франко был приглашен в цитадель, под стражей. Чтобы встретиться с сыном и поговорить с ней, – тихо сказал юноша.

Значит, она пригласила Франко. А он стойко перенес зиму, весну и лето, хотя его ум и тело буквально вопили о свободе.

– Что еще?

– Только официальные встречи, милорд. После ухода Франко она принимала людей из Венеции, Милана и Тренто. Прибыл человек от герцога Ланкастера. Она разговаривала с ним в личных покоях.

– Наедине?

– Там был Дарио. Посланник герцога – англичанин по имени Раймон де Клер.

Окаменев, Аллегрето посмотрел на юношу, и тот сразу насторожился.

– Милорд... он враг?

Враг. Святой рыцарь ее любовных поэм. Изящный, очаровательный, безупречный Раймон. Она встречалась наедине с этим грязным мужланом из английского свинарника. Аллегрето повернулся к озеру. Его пальцы так сжали каменный парапет, что побелели костяшки. Он стоял, глядя на цитадель и сдерживая желание перерезать себе горло или броситься вниз.

Ночью Елена тайком покинула крепость. Она знала, что совершает ошибку. Играет с огнем. Если распространится слух о том, куда она ходила, все будет поставлено под удар. И расплатой за это будет ее жизнь.

Она взяла с собой одного Дарио. Он яростно возражал против ее опасной затеи, и только угроза лишить его поста у двери ее спальни заставила юношу подчиниться.